Запечатленное время.

И.Е.Репин, "Торжественное заседание, посвященное 100-летию Государственного Совета", 1903 г. х., м. 

Необходимое предисловие:

Работая над этим историческим материалом для размещения в блоге, я в итоге оглядел готовую «рукопись», вздохнул и принялся варварски сокращать тексты и безжалостно вычеркивать цитаты, но… после минутного размышления каждый раз возвращал тот или иной фрагмент обратно – ведь это так замечательно интересно, потому что через следующие сто лет словно в живую прикасаешься как к таинственным ритуалам имперского сановного аппарата, так и к творческому процессу великого художника. И каждое слово насыщает ярким смыслом казалось бы холодную и официозную картину.

А какие личности!

Даже если читать по диагонали, подумал я, узнаешь массу занятных деталей из жизни наших патриархальных политиков и гениальных художников. И еще – это был тот сиюминутный момент времени, наполненный сознанием важности юбилея государственного органа и незнанием предстоящего страшного будущего для каждого.    

*

О тех событиях вспоминает Помощник статс-секретаря Государственного совета В.И. Гурко:

 «Заседания Совета отличались особой чинностью и даже торжественностью, в особенности общие его собрания, чему немало способствовала внешняя обстановка роскошного, художественно отделанного Мариинского дворца. Общие собрания происходили в изображенном на известной картине Репина круглом с верхним светом зале, окруженном колоннами, поддерживающими хоры. Устланный темно-красным ковром, уставленный двумя круглыми концентрическими столами, покрытыми бархатными, под цвет ковра, скатертями и спокойными обширными креслами, увешанный по окружности в просветах колонн портретами царствовавших за время существования Совета императоров, зал этот, в особенности при вечернем освещении, носил печать не только торжественности, но даже некоторой таинственности.

Тут, казалось, было место заседаний какой-либо масонской ложи или совета дожей, скрытого от глаз непосвященных. Не нарушал этого впечатления и состав заседавших. Седые либо лысые, испещренные морщинами, нередко сгорбленные, но при этом все облеченные в мундиры и украшенные орденами, почтенные старцы производили по первому разу впечатление не то исторической живой картины, не то декорации».

Особым церемониалом было обставлено и вступление новых членов в Государственный совет: «При первом же появлении в Общем собрании Государственного совета нового члена председатель приветствовал его вступление, на что новый член вставал и кланялся как председателю, так и членам, оборачиваясь для сего во все стороны, а вслед за этим вставали все члены Совета и кланялись вновь вступившему в их среду. Кроме того, каждый новый член Совета подписывал специальную присягу, остававшуюся неизменной со времени образования Совета, в особой, переплетенной в зеленой замше книге.

Книга эта представляла своего рода уник, так как заключала все подписи всех членов Государственного совета, когда-либо входивших в его состав, в том числе и трех императоров — Александра II, Александра III и Николая II, — бывших членами Совета до их воцарения».

Сами заседания, происходившие под председательством Великого Князя Михаила Николаевича, а в его отсутствие — старшего из председателей департаментов, начинались с прочтения Государственным секретарем, в описываемое время — В.К. Плеве, высочайших указов, и сообщения о тех принятых Советом законопроектах, которые получили высочайшее утверждение. Затем кем-либо из чинов Государственной канцелярии читались законопроекты, принятые департаментами. Обсуждений не происходило.

Под председательством Государственного секретаря В.К.Плеве была выработана программа торжества по случаю столетия Гос.совета. Решено было издать историческое обозрение деятельности Государственного совета за сто лет, с рисунками и портретами, выбить особую медаль с изображением пяти государей, при которых действовал Государственный совет, а самый день юбилея ознаменовать торжественным заседанием под личным председательством царя.

Торжественное заседание было назначено на 7 мая 1901 года, так как 30 марта, день основания, пришлось на Страстную пятницу.

Для того чтобы подчеркнуть особое место Госсовета в системе правительственных органов, было решено увековечить юбилей большой картиной, заказав ее кому-либо из лучших русских художников.

Когда было решено увековечить столетний юбилей Государственного совета написанием картины, специальная комиссия под руководством В.К. Плеве остановила свой выбор на И.Е. Репине. Илье Ефимовичу исполнилось к тому времени 56 лет. Он находился в расцвете сил и в ореоле мировой славы. Комиссию не смутили демократическое прошлое Репина, его многолетнее и тесное сотрудничество с художниками-передвижниками, и даже открытый либерализм взглядов.

Видимо, комиссия Плеве приняла во внимание, что И. Репин уже писал картины со многими действующими лицами, в том числе и парадные. К ним относится, например, сравнительно малоизвестная картина «Речь Александра III к волостным старшинам» (1883), работая над которой Репин писал с натуры царя Александра III и Великого Князя Михаила Николаевича. Кроме того, Репин дважды портретировал и Николая II.

Переговоры с художником были поручены графу И.И. Толстому, Вице – Президенту Академии Художеств. Репин охотно пошел навстречу сделанному ему предложению и даже отказался назвать сумму вознаграждения, которое тогда было определено в соответствии с отпущенными на юбилей средствами в 20 тыс.рублей с правом продажи отдельных портретов. Позднее, учитывая масштабы работы, гонорар был увеличен до 40 тысяч. Это не помешало, впрочем, В.В. Стасову упрекнуть Репина в одном из писем: «Как вы могли взять за нее так мало: надо бы, по крайней мере тысяч 50…».

К Репину обратились в апреле 1901 года и он тотчас принялся за подготовительные работы: необходимо было ознакомиться с обстановкой заседания, решить общую концепцию картины, выбрать точку, с которой ее писать. К заседанию Репин решил сделать небольшой холст с видом зала, чтобы в день юбилея вписать в него хотя бы только общее цветовое впечатление.

Зал заседаний Совета, чье описание мы уже приводили, заинтересовал Репина тем, что требовал решения ряда творческих проблем.

Репин решает дать первоплановые фигуры больше натуры, в результате чего все предметы достигли огромных размеров: стулья, столы, бумаги, пресс-папье и чернильницы, но при нужном отдалении от картины для зрителя это не ощутимо.

Наконец, большие размеры картины заставили Репина остановиться на построении перспективы не с одной, а с нескольких точек зрения, подобно, например, Рафаэлю в «Афинской школе».

Учитывая колоссальность предстоящей работы, а также не лучшее физическое состояние – несколько лет у Репина от переутомления болела правая рука и он вынужден был работать левой – И.Е. Репин решил пригласить себе двух помощников из своих учеников. Он остановил свой выбор на Борисе Михайловиче Кустодиеве и Иване Семеновиче Куликове. К 1901 году Кустодиев уже 5 лет учился в Академии Художеств, из них 3 года - в мастерской у Репина. И тот считал его одним из самых способных своих учеников. Он был уже автором ряда интересных портретов, зарекомендовав себя подающим надежды портретистом. Другой ученик – И.С. Куликов, ранее работал с Репиным над портретом Великого Князя Михаила Николаевича, где писал фон и детали мундира. Не последнюю роль в выборе Репина играло то, что манера живописи обоих художников была близка к его собственной.

Помощник статс-секретаря Государственного совета Д.Н. Любимов оставил любопытное свидетельство о работе Репина во время заседания:

«Обстановка юбилейного заседания была необыкновенно торжественна. Высшие сановники империй в полном составе, мундиры, почти сплошь расшитые золотом и серебром, ленты, ордена, присутствие высочайших особ с государем во главе, занимавшим председательское место, все это придавало торжеству исключительный характер. За колоннами круглой залы Мариинского дворца, которая тогда была залой общего собрания Государственного совета, стояли вдоль стен чины государственной канцелярии, в парадных мундирах, значительная часть их в придворных, так называемых «больших» мундирах, почти с сплошным золотым шитьем. В общем это имело вид золотой ленты, со всех сторон окаймлявшей залу. Вдоль этой золотой каймы, прерывая ее то тут, то там, небольшого роста человек с длинными, уже седеющими волосами, в черном фраке и белом галстуке, с каким-то особым любопытством рассматривал залу, что-то лихорадочно отмечая в записной книжке.

Некоторые члены Государственного совета, издали видя черный фрак и пораженные столь явным нарушением традиций, подзывая чинов канцелярии, строго спрашивали: кто это такой! Те отвечали в большинство случаев одним словом, вопрошавшие поправлялись на кресле, подтягивались и старались попасть на глаза человеку в черном фраке. Магическое слово, произносимое чинами канцелярии, было — «Репин».

Заранее предвидя всю сложность стоявшей перед ним за дачи, Репин захватил с собой фотоаппарат «Кодак». Ему ранее никогда не приходилось фотографировать, только перед самым заседанием его научили пользоваться аппаратом. Тем не менее, снимки вышли вполне удовлетворительными.

Поскольку картина заказывалась и задумывалась как официальный исторический документ своей эпохи, в помощь художнику для ознакомления с личным составом Государственного совета, для консультаций и сообщения всех необходимых в работе сведений были откомандированы двое наиболее опытных помощников статс-секретаря Гос.совета – граф А.А. Бобринский и Д.Н. Любимов. Первый лично знал почти всех изображаемых сановников, второй был одним из авторов изданного к юбилею «Исторического обозрения деятельности Государственного совета за 1801 – 1901гг.» Не ограничиваясь данной письменной информацией, а также собственными фотографиями и эскизами, Репин поставил непременным условием, чтобы все до единого участники юбилейного заседания позировали ему в зале, каждый на своем месте и в соответствующей, избранной самим художником позе, которую он считал характерной для того или иного лица.

Каждого члена Государственного совета Репин рисовал отдельно, на особом полотне. Делалось это обычно по утрам, с 10.00 до 12.00, когда в Мариинском дворце еще никого не было. Приглашались члены на сеансы особыми повестками от имени Государственного секретаря, так что это было как бы продолжением их служебных обязанностей.

Писались портретные этюды в один, два, три и четыре сеанса, в зависимости от занятости сановника, настроения Репина и успеха данного сеанса. Случалось, что Репин писал в одном повороте, но, найдя затем его невыгодным для общей композиции, назначал новый сеанс и решал голову и фигуру по-иному.

Так была создана целая галерея портретных этюдов представителей высшей бюрократии. Она вполне заслуживает самой высокой оценки, какую давал ей, например, известный художник и современник Репина И.Э. Грабарь: «По существу это потрясающие наброски кистью, почти мимолетные впечатления, но, в то же время, они и синтез многократных пристальных наблюдений, плод долгого и вдумчивого изучения людей. Только по этому они столь не поверхностны, точны и крепки по характеристике. Во всей мировой живописи нет им равных по силе и волшебству кисти. Даже лучшие головы Эдуарда Манэ уступают этим репинским по безошибочности верности и остроте глаза».

Помощники Репина Б.М. Кустодиев и И.С. Куликов вначале вместе с ним посещали рабочие заседания Государственного Совета, делая зарисовки и этюды с обстановки и людей. А затем включились в создание портретной галереи. Б. Кустодиев написал около 25 портретных этюдов (например, министра юстиции Николая Валерьяновича Муравьева). И.С. Куликов – около 20 (военного министра А.Н. Куропаткина, морского министра П.П. Тыртова и др.).

Пытаясь добиться максимальной достоверности изображения И.Е. Репин обращал внимание на мельчайшие детали. Д.Н. Любимов вспоминал такой случай: «Вижу, что Репин чем-то озабочен, чем-то мучается по поводу картины. Он обратился ко мне, говоря, что у него есть просьба, но он затрудняется ее высказать. После долгих предисловий он сообщил свою мысль: относительно орденов, мундиров – все ясно, но у некоторых членов Совета будут видны ноги, а для обуви нет установленной формы – у всех она разная. И он просил ему помочь рассмотреть на заседании обувь всех членов Совета. Так как нельзя было отметить особенность каждого, то лучше всех членов по обуви разделить на три разряда: лучший, средний и худший. Помню, что на первом месте были князь М.С. Волконский и М.Н. Галкин-Враской. В.К. Плеве должен был быть во втором разряде, но мы, так сказать, из политики поместили его в первый. Зато единодушно отнесли к третьему К.П. Победоносцева и С.Ю. Витте… Впрочем», - сетует Любимов, - «много труда пропало даром, так как на картине почти не видно ног».

Только для министра внутренних дел Д.С. Сипягина Репин сделал исключение, да и то не по своей воле. Тот был убит и художнику пришлось писать его с фотографии.

Примерно через полтора месяца после юбилейного заседания в Мариинский дворец доставили громадное полотно и натянули на специально сколоченную раму во всю стену зала, примыкавшего к Ротонде общего собрания Государственного Совета.

Помощник статс-секретаря Д.Н. Любимов вспоминал: «Помню, как было, если можно так выразиться, заложено основание картины. Репин после долгого измерения полотна и совещания со своими сотрудниками поднялся на складную лестницу и углем поставил точку, приблизительно посредине верхней части полотна, над ней кружок, диаметр которого был точно измерен. «Это, — сказал Репин, видя наше удивление, исток картины; отсюда она пойдет по всем направлениям. Кружок - место лица государя, по нему определится размер головы всех остальных, сообразно с законами перспективы».

Затем сотрудники Репина с помощью линеек стали проводить линии по всему полотну, как бывает на распластанных глобусах, вероятно, потому, что зала должна была быть изображена круглой. Посредине, через кружок, где предполагалась голова государя, была проведена линия, как бы меридиан; по сторонам долготы. Меридиан посредине полотна пересекал как бы экватор; по сторонам его — широты. На месте пересечения вновь Репин начертил кружок. «Это,— пояснил он,— голова государственного секретаря, читающего свой рескрипт Государственному совету посредине зала». Кругом пунктиром были намечены овальные круги, один в другом, над ними ряд кружочков — это были остовы столов, за которыми должны были сидеть члены Государственного совета».

Ученики помогали мастеру найти композиционное решение картины, порой досадуя на то, что он браковал вариант за вариантом. «Репин, по обыкновению, заставил опять переделывать почти все снова, что было уже нарисовано и будет ли доволен теперь, не знаю», - говорится в письме Б.М. Кустодиева через несколько месяцев после начала работы.

Когда была готова перспектива, на картине начали постепенно появляться сначала контуры, затем изображения драпировок, колонн, столов, стульев и, наконец, фигур участников заседания. Написанные с натуры портретные этюды переносились Репиным на холст: « Затем Репин эскизы переносил на большое полотно, на место, заранее предназначенное, придавая зарисованному ту или иную позу, над которыми он много работал, постоянно их стирая и снова рисуя». Такую же работу выполняли и ученики художника.

Целиком Репину принадлежат основная, средняя часть картины с изображениями наиболее важных участников заседания: царя, великих князей, министров и старейших членов Государственного совета. Б.М. Кустодиев писал правую часть картины, И.С. Куликов – левую. Вопреки некоторым утверждениям И.С. Куликов вспоминал: «то, что писалось мной и Кустодиевым, Репин не поправлял кистью, а лишь на словах указывал, что надо сделать сильнее, что слабее…».

Не удивительно, поэтому, что правая и левая части картины ощутимо уступают в художественном отношении ее центру. В связи с этим изменилось и общее цветовое решение картины. По мнению специалиста, «были слишком подчеркнуты голубые пятна… Помощники Репина не поняли его замысла и внесли условную импрессионистскую голубизну в белые колонны и в затуманенный задний план. Тон картины стал голубовато-зеленым…». Несомненно, однако, что отдельные художественные недостатки не снижают культурного и исторического значения репинского творения.

Работа над картиной продолжалась в течение двух лет. А.В. Жиркевич свидетельствует: «Виделся с Репиным, занятым картиной «Заседание Госуд.совета». Он похудел, нервен, но полон энергии и интереса к окружающему».

В ноябре 1902 года окончил свою часть работы Куликов, а в феврале следующего года Репин отпустил и второго помощника Кустодиева.

«Презентация» картины была приурочена к последнему перед летними каникулами заседанию Государственного совета. Когда все члены Совета собрались, Репин, волнуясь, отдернул занавес и его творение предстало во всем своем великолепии. «Наступила минута сосредоточенного внимания. Затем со всех сторон раздались похвалы. Репина обступили, жали ему руку, поздравляли – это было совершенно искренне. У всех, бывших на юбилейном собрании получалось впечатление, что вся обстановка заседания каким-то чудом отразилась в гигантском зеркале, запечатлелась в нем и навсегда застыла. Так жизненны были лица, так характерны позы, так точно была воспроизведена окружающая обстановка», - вспоминал помощник статс-секретаря Д.Н. Любимов.

А вот другой взгляд. Он принадлежит одному из учеников Репина по его мастерской М.И. Курилко: «Репин пригласил нас, небольшую группу художников, посмотреть картину. Репин стоял такой маленький перед огромной картиной один, а мы образовали круг в отдалении…. Это полная правда, но она имеет два прочтения. Сановники были довольны, они увидели полное сходство с собой, себя во всем парадном блеске. А художник увидел другую действительность, он не приукрасил своих героев, не возвеличил их. Репин остался Репиным, сказал суровую правду, показав историческую обреченность правителей царской России».

Сходное понимание высказал философ В.В. Розанов: « … и колдун этот Репин: сперва я сказал себе: « Где же тут его талант? Где эти спины и лица запорожцев?!» Но к концу часа я догадался: «Хитрец он именно дал только то, что видел: ничего больше». Эта картина великая, это – Карфаген перед разрушением».

Знаменитый художественный и литературный критик В.В. Стасов с воодушевлением писал Репину: «Картина ваша чудная, необыкновенная и стоит выше всяческих похвал». И еще более определенно – в статье для «Биржевой газеты»: «Новая картина – одна из самых замечательных картин гораздо более стоит, чем все картины подобного же рода, появившиеся в разных краях Европы в течение ХIХ века».

Стасову вторит И.Э. Грабарь: «Уступая по тонкости эскизу, картина должна быть признана замечательным произведением. В области же заказного официального искусства с нею едва ли может соперничать какая-либо другая аналогичная картина любого европейского художника».

Таким образом, картина И.Е. Репина получила единодушную высокую оценку. Все отмечали ее правдивость и достоверность. Вызывает удивление, что ее мало привлекают в качестве исторического источника. Нам известен только пример Л.Е. Шепелева. Он посвятил главу своей монографии вопросу: кто и в каком мундире изображен на картине, отмечает точность Репина в деталях и композиции, считает репинский шедевр коллективным образом русского чиновника.

О других подобных работах нам пока не известно.